Сергей Федотов: «На моих двух айфонах музыки на десятки тысяч долларов»

— Кто был автором создания РСП?

— Автором идеи был Михалков. Именно поэтому ему приписывают так называемый однопроцентный сбор Михалкова. Но на самом деле эта идея очень долго витала в воздухе и у нас в РАО на совете авторов и правообладателей неоднократно обсуждалась. Пытались мы ее каким-то образом продвинуть на протяжении, наверно, лет пятнадцати. Безуспешно. Никита Сергеевич смог достучаться к первым лицам страны и эту идею высказать. Около трех лет назад Никита Сергеевич обсуждал эту идею с президентом. И несмотря на то что Дмитрий Анатольевич, похоже, сторонник некоторых послаблений в плане копирайта и свободных лицензий, он принял точку зрения правообладателей и согласился с тем, что необходимо придумать некий компенсационный механизм, чтобы правообладатели что-то получали от копирования музыки и фильмов в домашних условиях. Можно по-разному относиться к Никите Сергеевичу, но надо отдать ему должное, он всем без исключения людям творческих профессий, работающим в кино и в музыке, оказал большую услугу.

— С регистрацией РСП была неоднозначная ситуация. Союз зарегистрировался незадолго до проведения конкурса на аккредитацию, и конкурентная организация РОСП успешно опротестовала в суде проведение конкурса. Но вскоре вышестоящий суд отменил это решение и вернул РСП аккредитацию. За счет чего РСП обошел конкурентов?

— То, что мы получили право на сбор этих средств, не связано с тем, что кто-то лоббировал наши интересы или вопрос решался подковерно. Просто объективно ситуация выглядит следующим образом. Есть Российское авторское общество, в котором на сегодняшний день более 25 000 авторов. Есть Союз кинематографистов России, я не знаю, сколько там членов, но это почти все кинематографисты. Это подавляющее большинство деятелей культуры, которые имеют право на получение вознаграждения. Плюс у нас заключены договоры практически со всеми юридическими лицами, компаниями, как в кино, так и в музыкальном бизнесе, которые могут претендовать на подобное вознаграждение. Мы не взялись из ниоткуда, мы существуем десятилетия на этом рынке, и совершенно логично, что именно нам доверили право собирать такого рода вознаграждение. Но люди, которые не относятся ни к сфере охраны интеллектуальной собственности, ни к правообладателям, тем не менее хотят оперировать этим сбором. Сразу после получения нами аккредитации повалились судебные иски со стороны недовольных. Сбор оказался интересен многим просто как некий денежный поток, который можно использовать в целях какого-то другого бизнеса. Учитывая достаточно коррумпированную в нашей стране судебную систему, бывают прецеденты самые забавные. Например, весной в Дагестане мы проиграли процесс в районном суде какого-то села. Местный шансонье подал в суд у себя в ауле и благополучно выиграл. Притом что суд был обращен даже не в пользу потери нами аккредитации, а вообще ликвидации нас как юрлица. Над этим все долго смеялись. Разумеется, вскоре республиканский суд Дагестана принял решение в нашу пользу.

— Вы считаете сбор в существующем виде актуальным для России?

— Раньше продажи физических экземпляров, будь то DVD, CD или кассеты, составляли основной доход индустрии. Сейчас же доход от материальных носителей практически исчез: очень сильно упали продажи DVD, почти до нуля сведены продажи CD. К чему это ведет? К тому, что индустрия, производящая контент, не имеет дальнейших возможностей продолжать его производство. Это во всем мире так: индустрии необходимы деньги, чтобы дальше воспроизводить контент. Если вы создаете контент и продать его не можете — это крах и кризис национальной индустрии. В девяностые годы мы проиграли битву с пиратами — фактически более 90% пластинок были пиратскими. Сейчас мы, по сути, проиграли битву с интернетом, и более 90% скачиваний — это скачивания нелегальные. При этом борьба с пиратством в интернете — это очень затяжная история, которая займет, по всей видимости, много лет, потому что у пиратов есть очень серьезные лоббисты на разных уровнях, и они не дадут тем или иным законам вступить в силу. Если в Европе есть реальные доходы индустрии, есть продажи от легальных загрузок кино и музыки, то у нас они практически отсутствуют.

— Получается, что даже если пользователь смотрит и слушает только лицензионный контент, он все равно платит.

— Даже, если контент изначально является легальным, вы, копируя, все равно производите некий дополнительный экземпляр произведения. Я же могу сделать бесконечное количество копий на свои различные устройства. Отследить, сколько человек копирует в домашних условиях, невозможно, поэтому компенсация начисляется либо через стоимость устройств, которые позволяют что-то копировать и воспроизводить, либо через стоимость некоего носителя, который является хранилищем информации. Кто-то, может быть, не копирует вообще, а у меня, например, в айфоне музыки на две недели звучания. Если оценить музыку на моих двух айфонах по магазинным ценам, это, наверно, десятки тысяч долларов. Вот как с этим быть?

Я согласен с тем, что выбранный механизм не идеальный, но лучшего просто никто еще не придумал на сегодняшний день. Мы не изобретали велосипед для России. Такая система действует во всем Евросоюзе, и она работает. Компенсировать потери как-то необходимо. Поэтому получается, что пользователи, то есть граждане, по сути, из своих средств финансируют таким образом кино и музыкальную культуру.

— В блогах РСП вас критикуют в том числе за то, что РАО, ВОИС и РСП управляются, по сути, одними и теми же людьми. Пять человек занимают руководящие посты сразу в трех организациях, а еще 16 в двух.

— Я никогда не скрывал, что хотел построить в стране систему управления правами, которая была бы А — управляемой, Б — работоспособной и реально эффективной. Эта сфера является тонкой и специфической, конкуренция приводит к отрицательному результату. В 1990-е годы, например, таких организаций, как РАО, существовало около 300, все они претендовали на сбор денег. Я, предположим, радиостанция, ко мне приходят три организации, каждая с предложением «заплатите мне». Естественно, я заплачу в ту организацию, в которую я могу заплатить меньше, мне плевать, сколько там получит автор. Та организация, которая за меньшие деньги дала лицензии, в итоге выплатит авторам меньшие средства, чем та организация, которая обратилась с более высокой цифрой в предложении. Конкуренция в этой сфере убивает саму идею управления правами. Мы хотели построить некую естественную монополию, как в цивилизованных зарубежных странах. И она уже по факту сейчас построена, потому что реально почти всеми организациями, которые имеют государственную аккредитацию в стране, управляю я и сложившаяся команда специалистов.

— Какие средства импортеры и производители «воспроизводящей и копирующей» техники выплачивают в пользу РСП?

— Я ожидаю, что в 2012 году мы свыше миллиарда соберем. Но это все равно мало, общий объем рынка мы оцениваем в $100 млн. Соответственно, если у нас будет около миллиарда в 2012-м году, то две трети плательщиков уклоняются от выплаты этого сбора.

— И когда вы планируете достигнуть трех миллиардов?

— Задача — достигнуть 80% охвата всех импортеров к моменту окончания нашей пятилетней аккредитации в 2015-м. В Европе или США эта планка была бы достигнута в течение года, может быть, двух. Но у нас отсутствует правовая культура и целый ряд других аспектов. Надеюсь, что все-таки в течение пяти лет 80-90%-ный объем будет набран. Стопроцентный — никогда.

— Каким образом компании пытаются уклоняться от выплат?

— Очень многие компании на самом деле серьезно посмотрели на ситуацию, изучили законодательную базу, постановления правительства и решили, что правильнее и проще сразу вступить в эти договорные отношения. Ряд же компаний решили уклоняться, но это ни к чему не приведет, потому что все равно суммы долгов будут взысканы. Другое дело, что долги в ряде случаев копятся как снежный ком. Например, тот же Samsung должен нам сегодня порядка миллиарда рублей. Даже для такого большого представительства в нашей стране, как Samsung, это очень существенные средства, которые выпадают из оборота компании. Гораздо проще было бы выплачивать их планомерно на ежемесячной или ежеквартальной основе. Ведь однажды эта сумма будет разом взыскана судом и просто списана со счетов компании. Мы пытаемся объяснить, что финал один — заплатить придется, пытаемся вести очень гибкие переговоры, пытаемся давать рассрочки, проводить реструктуризации платежей. Но есть и компании, которые принципиально не признают этот сбор, например Nokia. У головного офиса в Финляндии есть позиция, что вообще по всему миру этот сбор платить не нужно, потому что тут есть возможность сэкономить деньги для компании. В Финляндии они выиграли эту борьбу — на правительственном уровне доказали, что сбор не нужен, и они его теперь не платят, но в Европе они практически все суды проиграли.

— Как РСП борется с этими неплательщиками? Тащит в суды?

— Мы стараемся не судиться, мы работаем другими каналами. Обращаемся в те государственные учреждения, которые могут отреагировать на наши заявления во внесудебном порядке. Например, сейчас такого рода импортерами активно занимается Генпрокуратура. Был допрошен целый ряд руководителей таких организаций по нашему заявлению. Принимаются меры. Возможно, в дальнейшем будет рассматривать вопрос о возбуждении уголовных дел по этим фактам. Мы сейчас занимаемся тем, что нарабатываем практику — пытаемся понять, какой механизм работы с неплательщиками является наиболее правильным. Это может быть механизм, связанный с действиями Генеральной прокуратуры. Это может быть механизм, связанный с МВД. Это может быть механизм, связанный с Федеральной антимонопольной службой, потому что по нашему мнению, те импортеры, которые не платят вознаграждение, находятся в более выгодных конкурентных условиях, чем те, кто его платит.

— В 2010-м году РСП потратил на свою работу 15% от 38 млн, а в 2011-м — те же 15% от 683 млн. Будете с каждым годом тратить все больше в реальном выражении?

— Расходы будут в принципе со временем уменьшаться, все это как-то встанет в свою колею и будет более или менее стабильно работать. Я думаю, сократятся судебные издержки и издержки по IT, а сборы при этом вырастут. Мы не должны быть прибыльными, как некоммерческая организация, и мы в этой ситуации будем обязаны снижать комиссию.

— По уставу РСП каждый год обязано публиковать в каком-то общероссийском средстве массовой информации отчет о своей деятельности. Однако найти ваш отчет невозможно. Почему?

— Мы отчитываемся каждый год перед Министерством культуры, представляем им все наши отчеты, всю информацию с цифрами — кому и сколько мы платим. Но я считаю, что размещать эту информацию во всеобщем доступе не всегда правильно, потому что есть правообладатели, которые не хотели бы, чтобы оглашалась о них информация. По этому поводу очень много конфликтов, не говоря уже о том, что у нас вообще страна криминальная и нехорошо писать, сколько артисты получают у нас конкретно денег. Я сторонник следующего: контролирующим органам, будь то налоговая, Министерство культуры, Счетная палата, мы можем предоставлять вообще все данные, которые есть, до копейки. А что касается публикаций этих данных, отчет нужно сократить — он должен быть просто сгруппирован по каким-то моментам: физлицам выплачено столько, юрлицам столько.

— Вы сами довольны результатами работы РСП за два года? Что за это время достигнуто?

— Прежде всего, выработана методика работы в этой сфере. Ее не существовало никогда в нашей стране. Мы же начинали с чистого листа. Никто не понимал, как к этому вопросу подобраться, какие есть подводные камни. Я бы здесь упор сделал не на сбор средств, а на дальнейшую работу с этими средствами и то, как правильно их распределить. Самое главное, чтобы было понимание всех участников рынка, кому принадлежат те или иные права, чтобы избежать каких-то махинаций, злоупотреблений в этой части. Поэтому существенным достижением я считаю то, что формируется и практически создана база данных по правам. По сути, эта база будет представлять собой общенациональный реестр всей интеллектуальной собственности кино и музыки, а это уникальный механизм. Он будет совершенствоваться, но фундамент ему заложен за эти два года. Я считаю, что динамика развития организации за два года очень хорошая. Это и сборов касается, и роста числа правообладателей, которых мы представляем. За два года это головокружительный на самом деле результат, принимая во внимание то, что организация создавалась с чистого листа.

— Что вы хотите успеть сделать до окончания пятилетнего срока аккредитации?

— Первоочередная моя задача — сделать так, чтобы за пять механизм работал как часы. Чтобы платили 80-90% процентов потенциальных плательщиков, это достижимый результат. И распределение было приближенным к совершенному, чтобы никаких претензий со стороны правообладателей не возникало, а суммы нераспределенного вознаграждения были минимальны. Чтобы это был максимально прозрачный, четко работающий и понятный для всех механизм.

Второе направление — те деньги, которые планируется выделять на поддержку национальной культуры. У меня были разные идеи в отношении грантов молодым исполнителям, авторам, кинематографистам. Пока еще денег не так много на это, но мне очень бы хотелось отправлять молодых людей на какие-то интересные стажировки. Например, киношников в Голливуд отправлять. Музыкантам тоже можно придумать какие-то профессиональные истории. Я в свое время был на Abbey Road в Лондоне, на меня большое впечатление произвела эта студия. Я мог бы договориться отправить человек двадцать походить по Abbey Road, поговорить со звукорежиссерами, чтобы они поняли, как вообще делается настоящая музыка. Или в Стокгольм, или, например, Норвегию, где сейчас находятся топовые музыкальные студии.